Глава из документальной книги «Подвиги их бессмертны» (Хабаровское книжное издательство, 1975 г., автор Б. Пархаев)
КАРМАЦКИЙ ТИМОФЕЙ ФЁДОРОВИЧ
Гвардии лейтенант, заместитель командира батареи по политчасти гаубичного артиллерийского полка. Родился в 1918 году в Омской области. В 1938 году призван в ряды Красной армии, на Дальний Восток. С декабря 1942 года – на фронтах Великой Отечественной войны. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 сентября 1943 года удостоен звания Героя Советского Союза. После Великой Отечественной войны, до 1973 года, служил в частях Дальневосточного военного округа. Принимал активное участие в военно-патриотической работе среди молодёжи, был депутатом Хабаровского краевого Совета депутатов трудящихся.
Бессмертная батарея
В марте тысяча девятьсот сорок третьего года на Харьковском направлении шли ожесточённые бои. Полыхало багровое пламя над украинскими селами и городами.
Артиллерийский полк, которым командовал офицер Пустен, получил приказ: выйти из боя, оставив на позициях одну батарею для прикрытия отхода. Кого оставить? Выбор командира пал на первую батарею, которой командовал молодой офицер старший лейтенант Рогозин.
Подполковник Пустен, вызвав в штаб Рогозина и его заместителя по политчасти Кармацкого, ознакомил их с обстановкой на участке фронта и сказал:
– Трудно, товарищи. Но надо выстоять. Выстоять любой ценой!
А потом командир полка просто, по-мужски, обнял офицеров, пожелал им удачи.
Старший лейтенант Рогозин задержался в штабе, лейтенант Кармацкий пришёл па батарею. И вот стоит он перед строем, светловолосый, худой, почерневший в непрерывных боях. Большинство батарейцев – люди пожилые, многие годились бы ему в отцы. Кармацкий остановил взгляд на санинструкторе Сидорове. Илья Тихонович воевал ещё в гражданскую войну. Недавно Сидоров пришёл к Кармацкому с письмом от жены из Сибири.
– Ну, как там? – спросил его лейтенант.
– Трудно женщинам одним управляться. Вот почитайте, Тимофей Фёдорович.
Письмо было длинным. Лейтенант прочитал его до конца. На последней странице была изображена детская ручонка, обведённая простым карандашом. А в середине написано: «Это моя рука, вот какая большая».
– Ваняткина рука, – вздохнул Илья Тихонович. – Подрос, сорванец...
Письма на фронте батарейцы получали часто. Но больше всех их получал наводчик первого орудия Квашнин. Вот и он в строю, бравый ефрейтор, небольшого роста, всегда весёлый, бодрый.
Кармацкий вспомнил последнее письмо солдату от жены. Оно было, что называется, вдохновляющим. «Бей гадов, – писала молодая жена. – А за детей не беспокойся, у нас всё в порядке. Приезжай с победой». О Квашнине Кармацкий подумал: «Хороший артиллерист. И на этого положиться можно».
Так проходили перед взором офицера один за другим батарейцы с различными биографиями, каждый со своей судьбой. Всех их объединяла сейчас одна цель – отстоять свою Родину. Старшина Пудла, рядовой Жданов, сержант Воронов. Каждого лейтенант знал по имени, отчеству, знал, кто как жил до войны. Хорошие люди, настоящие труженики, порой грубоватые, но в душе сердечные, готовые постоять друг за друга.
Теперь ему надо поговорить с ними. И кто знает, не в последний ли раз? Сказать, какое испытание выпало на их долю, сказать, что батарея, оставленная на позиции, должна сражаться с противником, численно превосходящим ее в десятки раз, что они должны ценой жизни задержать врага... Сказать надо прямо. Пусть люди знают всё и с открытыми глазами идут в бой. Так учит партия.
Слушали солдаты своего лейтенанта, сурово сдвинув брови. После короткой паузы первым заговорил Илья Тихонович Сидоров.
– Что ж, братцы, – хрипловато сказал он. – Тут рассуждать нечего: раз есть приказ – его надо выполнять. Да так, чтоб фашистам тошно было. Точка.
Огневые позиции батарея выбрала удачно, оседлав шоссе. Справа – роща, молодая, густая, не успевшая ещё одеться в свой зелёный наряд. Вдали чернели проталины. Слева – неглубокая балка.
...Перед вечером на шоссе появились фашистские танки. Один, два, три... десять. Танки стремительно катили по дороге, нагло и самоуверенно.
И вот команда комбата – краткая, жесткая. Ударила батарея по фашистским танкам. Гитлеровцы заметались, открыли ответный огонь. Но вот загорелась одна вражеская машина, другая, третья... Остальные не выдержали, повернули назад и скрылись за курганом. Атака была отбита. Отбита, но далась она недёшево. Осколком снаряда был смертельно ранен командир батареи. Так и умер он на руках у санинструктора, не приходя в сознание. Командование батареей принял на себя лейтенант Кармацкий.
Вскоре началась вторая атака. Сколько было танков, уже никто не считал. Во всяком случае, значительно больше, чем в первый раз. Бой разгорелся жестокий. Горят фашистские танки, но и у артиллеристов большие потери. Подбиты два орудия и два противотанковых ружья. Ранен лейтенант Кармацкий, но продолжает командовать батареей. Ефрейтору Квашнину крупным осколком, как ножом, срезало ногу почти до колена. Наскоро, с помощью товарища он наложил жгут и, превозмогая невыносимую боль, взобрался на станину орудия, продолжал с яростью посылать снаряд за снарядом в наступающие фашистские танки. Вот горят уже восемь вражеских машин, застилая густым чёрным дымом поле боя. Не выдержав огневого удара артиллеристов, гитлеровцы вновь откатились.
Немного погодя началась третья атака. На этот раз гитлеровцы решили обойти батарею с флангов, взять её в клещи. Два танка, увидев, что артиллеристы развернулись на фланги, устремились по дороге, в лоб, стремясь прорваться на огневую позицию. Прорвались, но сразу же нашли себе здесь могилу: батарейцы подожгли их бутылками с горючей смесью. Кармацкий был ранен вторично. В это время поднялась вражеская пехота, отставшая от танков. Артиллеристы уже не могли вести огонь из орудий – они были разбиты, исковерканы, да и снаряды кончились. А на батарее осталось всего лишь шестнадцать бойцов во главе с лейтенантом. И все – раненые. Но Кармацкий, все его бойцы помнили приказ: «Держаться до последнего!»
И вот когда были расстреляны последние патроны, израсходованы гранаты и бутылки с горючей смесью, раздался голос лейтенанта:
– Вперед, друзья! За Родину!
Его голос услышали и старшина Пудла, и сержант Воронов, и рядовой Жданов, и санинструктор Сидоров. Услышали и поднялись врукопашную...
Потом раздался глухой взрыв. Осколок от вражеского снаряда ударил лейтенанту в надбровье, он упал, потерял сознание. Ни он, ни его отважные боевые товарищи не слышали нарастающего рокота советских танков и родного русского «ура», могучей волной прокатившегося над полем боя.
В сырой землянке было тихо, пахло плесенью и несгоревшим углем.
Командир полка подполковник Мартын Денисович Пустен, латыш по национальности, сидел за столом, подперев голову руками. Перед ним, привалившись спиной к стене, сидел связист из первой батареи рядовой Жданов. Голова его была забинтована. Сквозь повязку проступали буроватые пятна запёкшейся крови. У связиста измученное, небритое лицо, усталые глаза. На левой щеке видны ожоги, ресницы и большие кустистые брови подпалены.
– Вот и всё, товарищ подполковник, что я знаю о батарее, – медленно произнёс солдат. – Когда я пришёл в сознание, стал пробираться сюда, к вам...
– Значит, батарея погибла?
– Вся. Кроме старшины Пудлы и ещё двух человек, которых унесли санитары.
– А лейтенант Кармацкий?
– Убит во время отражения третьей атаки...
– Вы это сами видели?
– Так точно. На моих глазах. Возле него разорвался снаряд, лейтенант упал и больше уже не вставал. Я бросился к нему, а тут и меня стукнуло...
Подполковник низко опустил голову. На худом почерневшем лице его резче обозначились крупные морщины. Он дотянулся рукой до телефона, крутнул ручку и кому-то приказал:
– Лейтенанта Кармацкого представьте к присвоению звания Героя Советского Союза.
В трубке зашуршало. И, по-видимому, на вопрос, заданный по телефону, командир полка ответил:
– Да, посмертно...
Очнулся лейтенант Кармацкий в госпитальной палате, на мягкой чистой постели, далеко от линии фронта. Долгую и упорную борьбу вели советские врачи за жизнь офицера. И они выиграли её. Помог им в этом и крепкий молодой организм сибиряка. Семь месяцев пролежал он в госпитале, а потом направили его в отпуск на поправку домой, в село Кротово.
Однажды к Кармацкому зашёл сосед. В руках его была газета. Взволнованно бросил он Тимофею:
– Ты что же это молчишь? Тебе Героя присвоили, а ты – ни звука?
– Какого героя?
– А вот Указ, читай!
Кармацкий быстро скользнул глазами по заголовку, пробежал столбец фамилий и споткнулся... Отчётливо напечатано: «Лейтенанту Кармацкому Тимофею Фёдоровичу». Не поверил:
– Ну, мало ли Кармацких. Вон у нас – полсела. А сколько их по всей Сибири?
– Да Тимофей Фёдорович-то – один.
А на другой день лейтенанта Кармацкого вызвали в райвоенкомат.
– От души поздравляем, – сказали ему, – собирайтесь, поедете в Москву за Звездой Героя. Документы заготовлены...
Стучат, перестукивают колеса... Вот и Москва. Кремль. Орден Ленина и Золотую Звезду вручил лично Михаил Иванович Калинин. Товарищи шутили:
– Как же это, Тимофей? Звание Героя тебе посмертно присвоили, а ты живой его получил.
– Я тут уже не при чём, – смеялся Кармацкий. – Так получилось...
Герой Советского Союза Тимофей Фёдорович Кармацкий до ухода на пенсию служил в одной из частей Дальневосточного военного округа. Свой боевой опыт, большую творческую инициативу вносил он в обучение и воспитание подчинённых. Кармацкий избирался депутатом Хабаровского краевого Совета депутатов трудящихся. На одном из бюллетеней во время выборов его в Советы была надпись: «Голосую за того, кто в период Великой Отечественной войны боролся за нашу счастливую юность».
Б. Пархаев